Норрис был по-прежнему потрясен тем, что сказал Венделл.

— Да, — ошеломленно ответил он. — Меня ждет отец.

— А как же Роза? «И правда, как же Роза?»

После расставания с Венделлом Норрис только и думал, что о ней. Возвращаясь в свое жилище, он размышлял о том, прав ли его друг. Роза влюблена в него? Он ничего не замечал. «Да я ведь и не приглядывался», — укорил себя

Норрис.

Уже с улицы он увидел мерцающий огонек свечи в окне своей мансарды. Роза еще не спит, решил Норрис, и ему вдруг ужасно захотелось ее увидеть. Поднимаясь по лестнице, он чувствовал, как с каждым шагом нетерпение возрастает. Когда Норрис открыл дверь, его сердце бешено колотилось не столько от напряжения, сколько от предвкушения.

Роза спала за письменным столом, уронив голову на сложенные руки, перед ней лежала открытая «Анатомия»

Вистара. Заглянув в книгу из-за ее плеча, Норрис увидел, что она открыта на рисунке, изображающем сердце, и подумал: «Какая удивительная девушка». Свечка растеклась, превратившись в лужицу воска, так что ему пришлось зажечь новую. Когда он принялся осторожно закрывать Вистара, Роза, зашевелилась и проснулась.

— Ox, — поднимая голову, пробормотала она. — Ты вернулся.

Норрис смотрел, как она потягивается, выгибая шею, как ее распущенные волосы падают на плечи. Глядя в лицо Розе, он не замечал ни фальши, ни женских уловок: перед ним была всего-навсего сонная девушка, пытающаяся согнать дрему. Серовато-коричневый платок, который она накинула на плечи, был соткан из жесткой шерсти, а когда Роза провела рукой по лицу, на щеке осталось зольное пятно. Норрис подумал о том, насколько она отличается от сестер Уэлливер с их шелковыми платьями, бахромчатыми шарфиками и великолепными сапожками из марокканской кожи. В присутствии сестричек ему ни на секунду не открылось, кто они есть на самом деле, такого искусства достигли эти особы в обманной игре под названием флирт. И они так непохожи на эту девушку, которая открыто зевает и трет глаза с непосредственностью ребенка, очнувшегося ото сна. Роза подняла глаза на Норриса:

— Вы сказали ему? Что он ответил?

— Доктор Гренвилл не стал высказывать никаких суждений. Он хочет услышать эту историю из твоих уст.

Склонившись, Норрис положил руку ей на плечо. — Роза, он сделал великодушное предложение, и мы с

Венделлом решили, что так будет лучше. Доктор Гренвилл предложил забрать Мегги к себе.

Роза замерла. Вместо благодарности в ее глазах вспыхнула тревога.

— Скажи, что вы не согласились!

— Там ей будет куда лучше. Безопасней и удобней.

— У вас нет никакого права!

Роза вскочила на ноги. Глядя в ее глаза, Норрис увидел бешеную ярость девушки, способной пожертвовать всем ради дорогого ей человека. Гнев безгранично преданной души, которая сможет вытерпеть что угодно, лишь бы ее племянница осталась жива.

— Вы отдали ему Мегги?

— Роза, я никогда бы не смог обмануть твое доверие!

— Она не ваша! Вы не можете ее отдать!

— Послушай меня. Послушай же. — Норрис обхватил ее лицо руками, заставив посмотреть ему в таза. — Я сказал ему, что только ты можешь решить. Я сказал, что не пойду против твоего желания. Роза, я послушаюсь тебя, какой бы ни была твоя воля. Ты лучше всех знаешь, что нужно, а я просто хочу, чтобы ты была счастлива.

— Ты правда этого хочешь? — прошептала она.

— Да. В самом деле.

Некоторое время они просто смотрели друг на друга. Вдруг глаза Розы заблестели от слез, и она отстранилась.

Какая же она маленькая, подумал Норрис. Какая хрупкая. Однако на ее плечи давит тяжкий гнет испытаний и презрения окружающих. «Она довольно красивая», — сказал как-то Венделл. И теперь, глядя на Розу, Норрис видел подлинную, чистую красоту, озарявшую ее измазанное золой лицо, красоту, с которой никогда не смогли бы сравниться сестры Уэлливер. Они — всего лишь две жеманные принцесски в атласных платьях. А у этой девушки за душой нет ни гроша, однако она взяла под крыло дурачка Билли. Собрала все, что у нее было, и сумела-таки оплатить приличные похороны сестры, прокормить племянницу. «Эта девушка всегда поддержит меня. Даже если я этого не заслуживаю», — вдруг подумал Норрис.

— Роза, — обратился он к ней, — пора поговорить о будущем.

— О будущем?

— О том, что будет дальше с тобой и Мегги. Честно признаюсь: у меня лишь смутные надежды на дальнейшее учение в колледже. Я не знаю, смогу ли платить за эту комнату, не говоря уж о пропитании для всех нас.

— Ты хочешь, чтобы я ушла.

Она заявила об этом так, словно констатировала факт, словно другого выхода быть не может. Как она упростила задачу — теперь ему ничего не стоит взять и отослать ее прочь. Как великодушно она освободила его от чувства вины.

— Я хочу оградить тебя от опасности, — сказал он. — Норрис, я не сломаюсь. Я умею свыкаться с правдой. Только скажи мне ее.

— Завтра я поеду домой, в Белмонт. Отец ждет меня на каникулы. Скажу заранее: весело там не будет. Отец не создан для торжеств, и, возможно, мне придется работать на ферме.

— Не стоит ничего объяснять. — Она отвернулась. — Я уйду завтра утром.

— Да, ты уйдешь. Со мной. Она снова обернулась к нему, восхищенно округлив таза:

— Мы поедем в Белмонт?

— Это самое надежное место для вас обеих. Там будут и свежее молоко для Мегги, и отдельная кровать для тебя.

И там никто вас не найдет. Я смогу взять ее с собой?

— Конечно же, мы возьмем ее. У меня даже в мыслях не было оставить Мегги одну.

Поддавшись безудержной радости, Роза устремилась в его объятия. Маленькая и хрупкая, она чуть было не сбила его с ног. Норрис рассмеялся и, подхватив девушку, принялся кружить по крохотной комнате, юноша чувствовал, как у него в груди отдается счастливый трепет ее сердца.

Вдруг Роза отстранилась, и Норрис заметил тень сомнения на ее лице.

— А что твой отец скажет обо мне? — спросила она. А о Мегги?

Он не смог солгать ей, особенно сейчас, когда она так внимательно смотрела ему в глаза.

— Не знаю, — ответил Норрис.

28

Когда фермер остановил телегу, чтобы высадить их на обочине Белмонтской дороги, шел уже четвертый час.

Пусть им придется прошагать еще километра три, зато ясное небо по-прежнему голубело, а снег, покрытый ледяной коркой, сверкает, словно стекло в лучах полуденного солнца.

Пока они устало брели по дороге, Норрис рассказывал Розе, державшей на руках Мегги, какой участок земли принадлежит каждому из соседей. Он познакомит ее со всеми, и все они полюбят Розу. Хозяин вон того захудалого домишки — старик Эзра Хатчинсон, его жена умерла от тифа два года назад, а коровы, пасущиеся на соседнем поле, принадлежат вдове Хеппи Комфорт, которая заглядывается на ныне свободного Эзру. В опрятном домике на другой стороне дороги живут доктор Хэллоуэлл с супругой, эта бездетная пара была очень добра к нему на протяжении многих лет и всегда принимала его радушно, словно родного сына. Доктор Хэллоуэлл позволял

Норрису пользоваться его библиотекой, а год назад написал пылкое рекомендательное письмо в медицинский колледж.

Роза с напряженным интересом впитывала все сведения, даже незначительные подробности, касающиеся увечного теленка Хеппи или экстравагантной коллекции доктора Хэллоуэлла — собрания немецких церковных гимнов. По мере приближения к ферме Маршаллов вопросов становилось все больше, Роза задавала их так настойчиво и рьяно, будто еще до прибытия на место хотела узнать все самые мелкие детали из жизни Норриса. А когда они оказались на вершине холма и на горизонте показалась ферма, Роза остановилась и, прикрыв глаза рукой, чтобы защититься от ослепительных лучей заходящего солнца, устремила взгляд вдоль.

— Смотреть там особенно не на что, — признался Норрис.

— Есть на что, Норрис. Ты ведь вырос здесь.

— И всегда мечтал вырваться отсюда.

— Я бы не отказалась тут пожить.